Читать онлайн «"Загадка женственности"[«The Feminine Mystique»]». Страница 31

Но, даже пытаясь вернуть женщин из добровольного домашнего плена, Маргарет Мид не перестает усматривать всем, где ни появится женщина, ее сакраментальное влияние. Например, в качестве преподавательниц женщины, по ее мнению, воспитывают «инфантильное поколение». Таким образом, завоевывая новые для себя области, женщины приносят туда проклятие своего пола. Внушает, правда, оптимизм такая вновь открывшаяся, «исторически принадлежащая женщинам роль, как борьба за ядерное разоружение, предполагающая заботу не только о своих детях, но и о детях врага». Поскольку в этом случае, возвращаясь на тот же плацдарм и исследуя тот же антропологический материал, Маргарет Мид выходит на несколько иной расклад в диспозиции полов, правомочно подвергнуть сомнению основу, на которой зиждется определение ролевой функции женщины, тем более что правила игры слишком заметно меняются от десятилетия к десятилетию.

Так или иначе, одним исследователем уже был сделан поразительный вывод о том, что «быть женщиной — не что иное, как быть человеком». Словом, мистификация женской ценности начала подвергаться коррозии. Но к тому времени, когда социологи обнаружили брешь в «роли женщины», воспитатели молодого поколения восприняли ее как спасительный «сезам». Вместо того чтобы готовить девушек к великому материнству, которое отвечало бы нормам участия в жизни современного общества со всеми его проблемами, конфликтами и упорным трудом, педагоги принялись обучать их «играть роль женщины».

Пер. Н. Цыркун

Этот процесс давно был в полном разгаре — он длился уже десять-пятнадцать лет, — прежде чем преподаватели старой закалки удосужились его заметить. В свою очередь педагоги нового толка, ориентированные на пол, были крайне удивлены тем, что это явление представляется кому-то не столь естественным, как им самим.

Но еще большее удивление выпало на долю тех наивных энтузиастов, которые возлагали надежды на высшее образование. Никогда прежде женщины не устремлялись в таких количествах в университеты и колледжи. Но очень небольшое число из этой массы, выходя из стен учебных заведений, становились физиками, философами, поэтами, врачами, юристами, государственными служащами и даже обыкновенными учительницами. Среди выпускниц последних лет резко сократилась доля женщин, заметно отличившихся и своей профессии по сравнению с теми, кто получил высшее образование перед второй мировой войной. Все реже и реже женщины выбирали карьеру, требующую самоотдачи. Двое из трех бросали курс, не закончив. В пятидесятые годы даже те, кто прилежно доучивался до конца, в том числе наиболее способные, не мечтали ни о чем другом, кроме замужества и материнства. Профессора престижнейших женских колледжей— Вассара, Смита, Барнарда — прибегали к самым нечаянным попыткам, чтобы пробудить у студенток интерес хотя бы к чему-нибудь из того, что преподавалось по программе. Казалось, девушки были лишены даже тени амбиций, увлеченности, каких бы то ни было пристрастий, всего, кроме единственной цели — охоты за обручальным кольцом. В этом занятии они с первого курса проявляли невероятное усердие.

Находясь под обаянием идеи необходимости высшего образования для женщин, которое на глазах вырождалось в пустую фикцию, педагоги-традиционалисты поначалу проявляли невозмутимое терпение. Но вскоре закрывать глаза на бессмысленность и полную бесполезность этого мероприятия стало невозможно: они кричали о себе со страниц статистических отчетов, которые зафиксировали исчезновение из преподавательского состава женских колледжей мужчин, глубокую разочарованность в своем деле и холодный цинизм тех, кто оставался, неверие в целесообразность вкладывания знаний даже в самые светлые девичьи головки. Часть женских колледжей закрылась; профессора в учебных заведениях с совместным обучением стали заявлять, что не желают тратить силы на женщин; президент престижного колледжа Сары Лоуренс заговорила об открытии вакансий для юношей, а ее коллега из Вассар-колледжа предсказывала скорый конец всем женским высшим учебным заведениям в Америке, где они впервые в мире были открыты.

Помню, встретив первые осторожные намеки на происходящее в докладе гуманитарного Фонда Меллона о состоянии образования в Вассар-колледже в 1956 году, я ужаснулась: какая деградация! Да и что можно было подумать, читая такие строки: «Приверженность к какой-либо деятельности, кроме занятий домашним хозяйством, встречается крайне редко. Примерно треть студенток проявляет интерес к получению ученой степени и преподавательской работе, однако мало кто планирует делать карьеру, если она может помешать семейной жизни… По сравнению с предыдущим периодом, так называемой «эпохой феминизма», резко сократилось число студенток, желающих овладевать серьезными профессиями, такими, как юриспруденция или медицина. Случаи полной самоотдачи любимому делу исключительны…»

И дальше в докладе было сказано: «Студентки Вассар-колледжа глубоко убеждены, что несовершенства общества постепенно исправятся и без активного участия выпускниц женских колледжей… Девушки в большинстве своем не мечтают о славе, вкладе в общественный прогресс, об освоении новых территорий или вообще о каком-либо влиянии на ход событий… Безбрачие считается личной трагедией, и в крайних случаях студентки готовы ради создания семьи усыновить чужого ребенка. Короче говоря, свою роль в будущем они видят в качестве жены и матери… Описывая образ идеального мужа, большинство выразило предпочтение мужчине, который примет на себя роль главы семьи и будет активно делать карьеру… В их глазах попытки женщин узурпировать профессиональные прерогативы мужчин выглядят дурным тоном, угрозой лелеемой ими мечте о своем месте под падежной мужской защитой и о роли преданной подруги хозяина дома».

Я заметила эту бросающуюся в глаза перемену, приехав на неделю в мой родной колледж Смита в 1959 году. Я провела это время в студенческом общежитии. Потом мне довелось беседовать с девушками из других университетов и колледжей в разных уголках Соединенных Штатов.

Один профессор психологии пожаловался мне накануне выхода в отставку: «Все они очень способны. Без этого сюда сейчас просто не попасть. Но им все безразлично. Они понимают, что полученные здесь знания пойдут прахом, когда они выйдут замуж за какого-нибудь молодого чиновника и займутся воспитанием детей в своем загородном рае. Я не мог собрать на последнем курсе заключительный семинар — помешал урок кулинарии. Никто из них не счел мой семинар важнее его».

«Это преувеличение», — решила я. Но вот открываю газету колледжа, которую сама когда-то редактировала. В ней нынешняя редакторша описывает лекцию, на которой присутствовало пятнадцать или двадцать девушек: «Сидя с непроницаемыми лицами, они вязали. Преподаватель, чтобы вызвать у них какую-то реакцию, объявил, что западная цивилизация умерла. Студентки повернули головы к тетрадкам и, придерживая пальцем петлю, записали: "зап. цив-я ум-ла"».

Зачем же им учение, недоумевала я, вспоминая, как мы, бывало, после занятий сбивались в кучу и спорили о том, что услышали на лекции, — будь то политэкономия, философия политики, история западной цивилизации, социология или творчество Джефри Чосера. «Какие курсы наиболее популярны сегодня? — спросила я блондинку выпускницу. — Ядерная физика, современное искусство, африканская цивилизация?» Глядя на меня как на ископаемое, собеседница ответила: «Девушки теперь ничем таким не интересуются. Мы не собираемся делать карьеру. Родители хотели, чтобы мы поступили в колледж. Сейчас все идут в колледж. Если не поступишь, на тебя будут смотреть как на придурка. Но девушка, которая учится всерьез и хочет заниматься наукой, выглядит белой вороной. Это неженственно. Насколько я знаю, каждая мечтает к окончанию колледжа обзавестись обручальным кольцом. Это важнее всего».

Путешествуя по колледжам, я обнаружила неписаное правило: никаких разговоров о науке. Все куда-то лихорадочно спешат. Я ни разу не видела, чтобы студентки (преподаватели не в счет), усевшись в кружок в кафе или закусочной, о чем-то беседовали. В свое время мы часами просиживали, обсуждая, что такое истина, проблемы искусства для искусства, войны и мира, религии, секса, Фрейда и Маркса и прочее, прочее. Невозмутимая первокурсница просветила меня: «Мы никогда не тратим на это время. Не убиваем его на обсуждение всяких абстрактных вещей. Разговариваем чаще всего о свиданиях. Я, например, три дня в неделю провожу не здесь, а в городе. У меня есть парень. И я хочу быть с ним».

Темноглазая старшекурсница призналась по секрету, что ей нравится бродить вдоль библиотечных полок, выбирая что-нибудь для души. «Уже на первом курсе здесь отбивается охота проводить время в библиотеке. Но к концу обучения вдруг начинаешь понимать, что скоро уйдешь отсюда навсегда и другой возможности почитать всласть не будет. И вот читаешь, записываешься на трудные курсы, которых раньше избегала. А когда выйдешь замуж, все это будет ни к чему. Тогда твоим единственным интересом станут дом, дети, их нужно будет учить плавать, кататься на коньках, а вечерами разговаривать с мужем. Мы, наверное, будем счастливее, чем ученые дамы».